— Вот представь, просыпаешься ты утром, выходишь на кухню, а на столе — записка. «Дорогой Н. Дарю тебе один день без меня. Сегодня я не буду за тобой смотреть, что бы ты ни сделал, я об этом не узнаю и это никогда не повлечёт за собой никаких последствий. Ни чужого страдания, ни мук совести. Отдыхай. Твой Бог». Ну, как, дух захватило от возможностей? Какие перспективы, а? Ёкает у тебя что-то там внутри при такой мысли? Найдёшь, чем день занять?
— Не знаю, не думал.
— Правда? Никогда, вспомнив о каком-нибудь запрете, не думал — вот ведь досада какая. Или даже горе. Вот если бы хоть на минуточку отменить этот запрет...
— Ну, случалось.
— Значит, найдёшь, чем день занять.
— Если бы на самом деле никто не пострадал?
— Вот видишь, в этом и разница между законом и благодатью. Если по благодати, так ты не об этом думать будешь. Ты сразу поразишься — как это «без Тебя»? Как это «не будешь смотреть»? А где же Ты будешь? И где буду я? Как это, мы — порознь? Ну вот представь, любимая девушка тебе скажет: «Знаешь, сходи сегодня, оторвись, сними кого-нибудь, я не против, я всё понимаю». И стопроцентная гарантия, что это не испытание на вшивость, что любовь ваша впоследствии никак не пострадает, что никаких обид, ни малейшего горького привкуса. Мечта, да? Но ведь любовь не пункты в контракте станет перечитывать, не в глаза заглядывать, не подписку брать, что все стороны довольны. Она вообще этого предложения не поймёт, будто оно на иностранном языке сказано. Она просто не захочет, не сможет здесь и сейчас разлучиться. Если этого нет, то зачем всё? Вечером деньги, утром стулья? Вечером бар, утром цветы? День отдохнёшь, потом сугубая милостыня и сухоядение? Знаешь, у меня вот иногда такая кощунственная мысль появляется. Мол, смотрит Бог на нас и сердце от жалости у Него сжимается: чем с таким страхом и страданием, оглядываясь через плечо и пряча мечты в самый дальний карман — лучше уж хоть чему-нибудь порадовались бы без задней мысли. Не то здесь страдаешь-страдаешь, а туда придёшь за оплатой страдания — а что это за оплата и на что она тебе, и сам не знаешь. Ну вроде как поженились, а у тебя предел мечтаний — чтобы жена сковородкой не побила да голым на улицу не выгнала, ради этого на любую любовь готов. Люблю, только не бей. Ну и что ей с тобой таким делать? За что ты её так?
(...)
Если я не могу жить без надсмотрщика, то зачем я?
Если все что я делаю -- я делаю чтобы задобрить надсмотрщика, а все чего не делаю - не делаю из страха быть наказанным надсмотрщиком - то кто я? Раб, червь, ничтожество, пустое место которое, вообще говоря, неплохо бы освободить? И как только надсмотрщик отвернется - я тут же нагажу, так что ли? Прожгу ковер, разобью вазу, сломаю яблоню, выколю глаза кошке? В этом состоят тайные мечты существа, не реализующего их только из страха перед надсмотрщиком?
Представления надсмотрщика об надзираемых не говорят об надзираемых ничего, зато говорят о надзирателе, о его личных комплексах.
Прочитано у
homo-nudus.livejournal.com/